Совсем недавно, в конце мая этого года, ведущие онкологические организации Америки подготовили и опубликовали ежегодный доклад «Annual Report to the Nation on the Status of Cancer, part I: National cancer statistics» // «Ежегодное обращение к нации о положении с раком, часть 1: Национальная статистика рака». Онкологический истеблишмент Америки воспринял его с нескрываемым энтузиазмом: не о чем, мол, больше беспокоится, мы на правильном пути, дорогие товарищи, войну с раком, о которой когда еще объявил президент Никсон и сравнительно недавно поддержал Обама, мы медленно, но неуклонно выигрываем. Энтузиазм онкологического сообщества понять можно: доклад как бы оправдывает огромные и все возрастающие затраты на эти цели. Понять можно, но можно ли принять победные реляции? Давайте посмотрим.  Вот два основных графика (см. рисунки), отображающие прогресс в войне против рака с 1999 по 2014-15 гг. Из первого мы узнаем, что за отчетный период число случаев обнаружения рака у мужчин снижалось в ежегодном выражении на 0,6% (до 2008 года), а затем, до конца 2015 – на 2,2%. Но за тот же период никаких изменений в частоте диагностики рака у женщин не произошло. А еще говорят, что мужчины в смысле болезней – слабый пол. Теперь посмотрим на второй график, который эту истину в отношении слабого мужского пола все еще подтверждает. Снижение количества ушедших от рака мужчин, правда, слегка выше (1,8), чем у женщин (1,4), но зато в абсолютных величинах разница хоть и сократилась, но все еще остаётся очень большой. Но это общие цифры, а дьявол, как всем хорошо известно, таится в деталях. Поэтому давайте на них и посмотрим. Из приведенных в отчете данных видно, что общая смертность от рака за рассматриваемый период хотя и медленно, но неуклонно снижалась. И это, конечно, хорошо. А если теперь посмотреть не на интегральную, а на дифференциальную картину, чтобы понять, по каким видам рака она снижалась быстрее, а по каким – медленнее? Тут нас ожидает сюрприз: оказывается, что далеко не по всем видам рака зафиксировано снижение, по другим как раз наоборот – повышение! В первую группу входят рак легких и бронхов (где зафиксировано наибольшее снижение), а также рак груди и простаты, толстой и прямой кишки, а во вторую – рак печени, поджелудочной железы, мозга, полости рта и глотки (только мужчины), мягких тканей, включая сердце (только мужчины), рак кожи (мужчины) и рак матки. Смотрите, какая большая группа, где смертность от рака не только не уменьшилась, но напротив – возросла. Это означает, что снижение смертности от видов рака, вошедших в первую группу, было столь значительным, что перекрыло рост смертности от видов рака, вошедших во вторую группу. Вам не кажется это несколько странным? Мне вот – кажется. Непонятно, почему такая разница. Да, рак печени, поджелудочной железы, мозга справедливо имеют самую плохую репутацию, это верно. Но разве у рака легких и бронхов репутация лучше? Эти результаты трудно понять без привязки к событиям, которые произошли в Америке. Антитабачная компания начала приносить свои плоды и резкое снижение числа как случаев заболевания раком легких, так и смертности от него связано именно с этим – с драматическим уменьшением числа курящих в Америке. Отметим также, что курение увеличивает риск заболеть не только раком легких, но и рядом других видов рака, например, желудка, толстого кишечника, прямой кишки и той же простаты. Вот, например, результаты недавно опубликованного мега исследования, показывающие, что среди курящих вероятность умереть от рака простаты на 24% выше чем у тех, кто не подвержен этой милой привычке (Freedland SJ. Smoking and Death From Prostate Cancer. JAMA Oncol. Published online May 24, 2018). Ну хорошо, скажете вы, какая, собственно, нам разница, по какой причине частота возникновения и смертность от рака снизилась? В конечном итоге – никакой. Но может ли онкологическое сообщество отнести эти положительные результаты на свой счет? Думаю, что нет. В лучшем случае, предупреждая о связи курения и рака, оно хоть как-то искупают свою вину за те свои публикации, не такие уж и давние, где такой связи они не видели в упор. Но это моральный аспект, а по сути эти оптимистические показатели мало связаны с прогрессом в лечении. Там, где нет внешних факторов (и курение – не единственный из них), положение не только не улучшилось – оно ухудшилось. Посмотрим, например, на оптимистические цифры статистики по раку груди. Почему частота его возникновения и смертность от него за последние годы значимо снизилась? Благодаря каким-то новым прорывным методам лечения? Из отчета это понять трудно, зато легко понять результаты многочисленных исследований, установивших прямую зависимость между частотой возникновения рака груди, яичников и длительным использованием гормонзаместительной терапии для постменапаузальных женщин. Когда, наконец, онкологическое сообщество это осознало и прекратило порочную практику, результаты не замедлили себя ждать. Но куда же этот успех отнести? Уж не к прогрессу в методах лечения точно. А что с ортодоксальными методами лечения, на развитие которых потрачены такие баснословные деньги? Начнем с хирургии. Это, пожалуй, единственный из трех китов, где за эти годы благодаря развитию новых революционных подходов, таких как лапароскопия и микрохирургия, достигнут серьезный прогресс. Операции стали гораздо менее травматичны, чем это было сравнительно недавно. Если опухоль локализована и отсутствуют метастазы, дальнейшее лечение может и не потребоваться, особенно если принять необходимые меры еще до самой операции https://oncohope.net/2018/06/10/rezat-ili-ne-rezat-byt-ili-ne-byt/. Радиация. Не в такой степени, как хирургия, но и она, благодаря новым компьютеризованным технологиям, стала более щадящей. Впрочем, даже несмотря на это, избежать ущерба для окружающих опухоль здоровых клеток практически невозможно. И все-таки радиация остается неким вспомогательным инструментом, обычно ее применяют, во-первых, когда опухоль хорошо локализована и отсутствуют метастазы, как, например, при раке простаты (впрочем, здесь я бы скорее предпочел хирургию), и во-вторых, наоборот, при нарушении локализации для воздействия на удаленные метастазы. Понятно, что ни о каком излечении здесь речи не идет. Химиотерапия. Она по-прежнему остается основным инструментом лечения рака. Попытки сделать ее методом «с человеческим лицом», минимизировать ущерб за счет таргетной (прицельной) терапии продолжаются. Другой вопрос, насколько они успешны. Судя по цифрам тотального исхода онколечения, где роль химиотерапии остается доминирующей, таковыми их назвать трудно. Итак, показатели уменьшения смертности от рака – это во многом лукавство, никакого серьезного снижения смертности, связанного с успехами ортодоксальной онкологии, пока, к сожалению, не просматривается. Но вот что действительно есть, так это то, что, благодаря достигнутому прогрессу, больные даже с таким диагнозом реально стали жить дольше. Другими словами, вылечить не могут, но могут продлить жизнь. Жизнь какого качества и какой ценой – отдельный вопрос. Случай из жизни. Мой сосед по дому работал на крупную фармацевтическую компанию, которая занималась разработкой новых препаратов. Он, Джим, как раз отвечал за часть работы, связанную с доказательством, что их новый препарат продляет жизнь пациента с раком легких на более долгое время, чем уже существующие на рынке аналоги. «Ну и на сколько лет?» – поинтересовался я, имея ввиду, что средняя стоимость вывода на рынок нового препарата уже тогда, почти десять лет назад, составляла сотни миллионов долларов (сейчас – около миллиарда). «Лет? – хлебнув пивка, поднял бровь Джим. – С чего ты это взял? Два месяца»… Вот такое продление жизни. А есть ли свет в конце туннеля? Если под туннелем понимать ортодоксальную онкологию, то да, есть, правда, не в ее классической триаде, а в примкнувшим к ней методам иммунно- и виратерапии, которые с ортодоксальными методами объединяет только одно – признание их FDA, а по сути эти методы, в отличие от «большой тройки», основаны не на внешнем воздействии на опухоль, а на мобилизации собственной иммунной системы организма. Новые методы, действительно, внушают очень большие надежды, вот конкретный пример их высокого потенциала: https://oncohope.net/2018/05/28/ob-ortodoksalnoj-onkologii-zamolvite-slovo/, https://oncohope.net/2018/06/04/budushhee-nachinaetsya-segodnya/. В этом конкретном случае, несмотря на поразительную простоту и эффективность этой виро- и иммунной технологии, меня не устают терзать сомнения в счастливом для всех нас конце – широком клиническом ее использовании. Авторы успели опубликовать ее суть и тем самым своими руками закрыли себе дорогу к получению патента, без чего не очень понятно, кто будет вкладывать огромные средства для получения одобрения FDA на применение этой вакцины. К сожалению, уже принятые к клиническому применению методы иммунной терапии не столь эффективны, сложны в использовании и пока стоят очень дорого. Но, похоже, для ортодоксальной онкологии дороговизна продукта – это не недостаток, а необходимое условие вступления в клуб. Джентльмены играют по-крупному, а всякой мелочи типа GcMAF-иммунотерапии, которая не без недостатков, но и практически без побочных эффектов, а по эффективности нисколько им не уступает, в этот клуб доступа нет и не будет. Недорогой и непатентоспособный продукт никому там не нужен. Теперь посмотрим еще на две таблицы, отражающие текущий (пятилетний период) тренд в изменении количества случаев смертности от разных видов рака среди мужчин и женщин. У тех и других с большим отрывом лидирует рак легких: 53,8 на 100000 человек у мужчин и 35,4 у женщин. Второе место в этой гонке с выбыванием прочно занимает рак простаты у мужчин (19,5) и рак груди у женщин (20,9). А совсем недавно моя попытка даже не то что дать совет, а просто поделиться важной, как мне казалось, информацией закончилась тем, что некоторые обитатели одного интернет-сообщества заклеймили меня как сибарита, жирующего со своим раком простаты, который, по их представлениям, и не рак вовсе, а так, насморк, и жить с ним можно припеваючи, ни в чем себе не отказывать. А я, в такой вот синекуре пребывая, их, благородных страдалиц, еще имею наглость поучать. Научись сначала отличать Божий дар от яичницы. Эх, курочки вы рябы… впрочем, это просто фигура речи, к которой прибегают расстроенные невозможностью помочь женщине мужчины, в реальности же, по моему глубокому убеждению, ум с гендерной принадлежностью не коррелирует никак. Но давайте вернемся к сути вопроса. Откуда второе место по числу смертей от рака простаты при устойчивой репутации вялотекущего рака? Дело в том, что после определённого, совсем еще не почтенного возраста практически у всех мужчин в простате можно обнаружить раковые клетки, о которых большинство нашего брата ничего не подозревает, так с ними и живут – и слава Богу, что живут. В тех сравнительно редких случаях, когда по каким-либо причинам мирный и неспешный характер рака простаты меняется, – жди беды. Хорошо еще, если удастся его прихватить, когда раковые клетки остаются в капсуле – тогда еще можно надеяться на положительный результат. А если нет? Если клеткам удалось выйти за пределы простаты, тогда что? А тогда оказывается, что методам ортодоксальной онкологии предложить особо нечего. Об операции можно забыть, основной инструмент – химиотерапия – при раке простаты совершенно неэффективен, а радиотерапию используют в основном для временного снятия болевого синдрома, по большей части применительно к костным метастазам. В этих случаях для пациента прогноз, как принято говорить, неблагоприятный. В точности как с солдатской прямотой говорил мне об этом мой уролог-онколог, когда три года назад я пришел к нему после рецидива: «Раньше, говорит, надо было об этом думать, а сейчас – извини». Так кто из нас кого с чем путает?